|
Элитная школа для мальчиков
- Это хорошая школа, - говорила миссис Стюарт, и в её больших, небесно-голубых глазах подрагивали крупные блестящие слёзы. - В самом деле, поверь мне, ведь ты же знаешь, я не отпустила бы тебя, если бы всё хорошенько не выяснила. Да, она далеко, но... оттуда ведь всего сорок миль до Троубриджа. А в Троубридже живёт твоя тётя Кэйтлин, ты помнишь тётю Кэйтлин, Пол? Она давно приглашает меня в гости, и может быть, я всё же съезжу к ней на Рождество, и навещу тебя, а потом заберу и мы вместе поедем на каникулы...
- Да всё в порядке, мам, - отвечал Пол. - В порядке, правда.
- Ох, мой бедный, - сказала миссис Стюарт и наконец расплакалась.
Полу пришлось вытерпеть её объятия, поцелуи, увещевания, утешения, в которых он нисколько не нуждался, и бесконечные наставления о том, как он должен себя вести, во что одеваться и что есть. Он терпел стоически, но не потому, что отличался такой уж твёрдой волей: просто ко всему этому он успел привыкнуть. Так уж случилось, что Пол Стюарт в третий раз переживал то, что на долю более везучих мальчиков выпадает лишь однажды: он в третий раз отбывал в частную школу, а следовательно, в третий раз переживал утомительную сцену разлуки с матерью. И в третий раз выслушивал все эти "о, бедный, бедный мой мальчик!" Он очень надеялся, что третий раз наконец-то станет для него последним.
- Всё будет хорошо, мам, - снова сказал он и позволил матери поцеловать себя в лоб. Губы у неё были горячие и скользкие от слёз, глаза припухли - Пол знал, что в последние дни она плакала очень много, он всё время слышал её всхлипы, когда проходил мимо спальни. Ему не нравилось, что она плачет. Это было неправильно. И он злился на неё за то, что она всё время плачет, на отца, за то, что его так долго нет с ними, и больше всего - на себя, за то, что ничем не мог ей помочь.
Хотя нет, кое-чем всё же мог: мог стоять смирно и отвечать: "Да, мам, всё в порядке, мам" на её тысяча и одно наставление. Он пообещал ей писать каждую неделю и даже позволил повязать ему на шею шарф с тартаном, который она вязала ему всё лето. И послушно ждал у экипажа, пока она, всхлипывая, в который уже раз разглаживала и так безупречно уложенные шерстяные кисти.
Сейчас он теребил эти кисти, глядя в окно на заброшенный, заросший кустарником двор, серый от дождя, и следил за дождевой каплей, лениво сползавшей по стеклу в уголке рамы. Теребил и думал про опухшие глаза матери. В комнате стоял полумрак - горела лишь одна лампа на столе, освещавшая кипу разрозненных бумаг, край бархатной скатерти и острый локоть директора Аддерлея, расположившийся опасно близко к чернильнице.
"Береги горло, пожалуйста, - сказала Полу миссис Стюарт. - Обещай мне не пить холодного, обещаешь?"
- Тринадцать лет, - пробормотал директор Адделрей и встряхнул промокашку. Нос, усы и взгляд у него были такими же острыми, как и локти. - Значит, четвёртый класс. Так и запишем.
Пол всё ещё смотрел в окно. Снаружи занималась буря, сад облетал, и кроны яблонь гнулись под тяжестью ветра.
- Так значит, прежде ты учился в Хотинтоне...
- Да, сэр, - ответил Пол. - И в пансионе Кроули перед тем.
- Кроули, - повторил директор Адделрей и закашлялся. - Гхм... в чьём классе?
- В классе мистера Уинзброу.
- А! Знавал его, знавал... Мы вместе учились в Кембридже, - как-то слишком поспешно сказал директор Адделрей и быстро добавил: - Каким спортом ты занимался в Хотинтоне?
- Конкуром, сэр.
- В самом деле? Хорошо ездишь верхом?
- Стараюсь, сэр.
- Гхм... гхм... а как насчёт бокса? Я слышал, в Кроули... гхм...
Пол вежливо дождался, пока очередной приступ кашля отпустит директора. Он не смущался и ждал безмятежно; его даже немного смешила нервозность Адделеря. Хотя если бы год назад Полу сказали, что его может рассмешить чей-то кашель, он ни за что бы не поверил.
- Я не умею боксировать, сэр.
- Плохо. Очень плохо! Но ничего, у тебя будет время научиться. Четвертый класс, да. Когда тебе исполняется четырнадцать?
- В ноябре, сэр.
- В ноябре... гхм... совсем скоро. Хорошо, посмотрим. Если ты будешь достаточно старателен в учёбе, возможно, перейдёшь на следующий год сразу в шестой. Я вижу, в Хотинтоне... да, в Хотинтоне ты учился в пятом.
- Да, сэр. Я успешно справился в программой четвёрого класса за одно полугодие и...
- В Бродуэллском пансионе придерживаются классической системы образования, - напыщенно изрёк директор. Его локоть дёрнулся и приблизился к чернильнице на критическое расстояние. Пол вздрогнул и сказал:
- Я знаю, сэр.
- И распределение по классам происходит согласно возрасту, а не личным заслугам учеников или их, гхм, родителей! К тому же наша программа сложна, многогранна и насыщенна. Могу поспорить, в четвёртом классе Бродуэллского пансиона ты узнаешь то, о чём даже учителя не знали в Хотинтоне!
- Я уверен в этом, сэр, - ответил Пол. Директор Адделрей довольно кивнул.
- Вижу, ты смышлёный парень. Хорошо, ты можешь идти. Твои вещи отнесут в спальню, - добавил он, когда Пол встал. - Найди мистера Терренса, он поможет тебе устроиться и всё объяснит. Добро пожаловать в Бродуэлл, мальчик. Господь тебе в помощь!
- Спасибо, сэр, - сказал Пол и бросил последний раз на окно, по которому всё ползла и ползла ленивая капля унылого октябрьского дождя.
Искать мистера Терренса ему не понадобилось; мистер Терренс сам нашёл его и сграбастал за плечо, когда Пол одиноко шёл по коридору и нерешительно останавливался возле каждой двери, прислушиваясь и пытаясь по звуку определить, что за ней находится. На третьем этаже, куда отправил его директор Адделрей, было тихо, как в могиле - стояло послеобеденное время, разгар занятий, все ученики находились в классах. Он шёл по коридору совсем один, но мистер Терренс, заложив крутой вираж вокруг дальнего угла, вылетел прямо на Пола и скрасил его одиночество.
- Прогуливаешь?! Имя? Класс? Какой у тебя урок? - схватив Пола за плечо, воскликнул он и близоруко прищурился. Мистеру Терренсу на вид было немногим более двадцати, но на лбу у него уже была проплешина, а на переносице красовались здоровенные очки с такими толстыми стёклами, что глаз за ними почти не было видно.
- Пол Стюарт, сэр. Прибыл сегодня из Лондона. Зачислен в четвёртый класс. Мистер Адделрей...
- Директор Адделрей, - поправил мистер Терренс и поволок Пола по коридору. - Что ты тут делаешь, это этаж старшеклассников! Увидь они тебя, устроили бы торжественную встречу, не сходя с места. Это спальни, тут спит пятый, а здесь шестой класс. В конце коридора туалетная, она для учителей, никогда не смей в неё заходить. Нам сюда, вниз. Тут спят первые и вторые классы. Третьеклассники в дальнем конце, не суйся туда, тебе там делать нечего. Видишь ступеньки вон там? Это душевые. Общие для всех, четвёртый класс моется по вторникам. Здесь туалетная. Если пройдёшь по этому коридору до конца и свернёшь налево, попадёшь во второе крыло, на этом этаже столовая и спортивный зал. Ты боксируешь?
- Нет, сэр, - ответил Пол, пытаясь запомнить хоть крохи этой лавины сведений, извергавшейся на него, пока они с мистером Терренсом мчались полутёмными коридорами.
- Плохо, очень плохо. Это тоже туалетная для учителей, не смей сюда заходить. Второе крыло тебе в общем не нужно, за исключением второго этажа, там классные комнаты. На третьем учительские спальни. Не смей туда заходить. Ещё там библиотека, в ней готовятся к уроком старшеклассники, тебе там делать нечего. На первом - кабинет господина директора, там ты, я полагаю, уже побывал, но не смей туда заходить впредь без особого вызова. А вот и спальни четвёртого класса, - сказал мистер Терренс и резко остановился.
- Не сметь сюда заходить? - не выдержал Пол.
Мистер Терренс посмотрел на него, подслеповато щурясь.
- С таким характером ты быстро заработаешь кучу неприятностей, - коротко резюмировал он и нажал на ручку.
К удивлению Пола, дверь открылась.
Комната ничем особенным не выделялась - спальня как спальня, пожалуй, даже побольше и попросторнее спальни пятиклассников в Хотинтоне. Вдоль стен двуми рядами стояли двадцать двуспальных кроватей; впрочем, о том, что они двуспальные, можно было судить лишь по наличию двух подушек и даже двух одеял на каждой. В Кроули младшеклассники укрывались вдвоём одним одеялом. Пол начинать думать, что Бродуэлл и в самом деле хорошая школа.
- Четвёртому классу у нас везёт, - заметил мистер Терренс, вихрем проносясь по узкому пространству между деревянными спинками и шумно хлопая ящиками комодов. - Как видишь, для вас оборудована отдельная спальня, тогда как первые два класса младших спят все вместе. Так, посмотрим, что тут у нас... надеюсь, у тебя не много вещей?
- О нет, сэр, совсем мало, - ответил Пол, а сам подумал, судьба ли ему ещё увидеть свой саквояжик, который унёс из прихожей чопорный лакей... Это был третий пансион Пола, и во всех трёх лакеи были совершенно одинаковы. Да они, должно быть, всюду такие.
- Хорошо, хорошо.... о, вот. Да. Иди сюда, - сказал мистер Терренс и поманил его, будто малыша. Пол протиснулся между сдвинутыми слишком близко кроватями и подошёл к нему. Кровать стояла одной из последних в ряду, почти у самого окна, и хотя от стены её отделяло добрых десять футов, Пол ощущал лёгкое прикосновение сквозняка, задувавшего сквозь щели в плохо подогнанной раме.
"Мама с ума бы сошла", - подумал он и улыбнулся, широкой, бесшабашной, немного сумасшедшей улыбкой.
- Рад, что тебе нравится, - рассеянно сказал мистер Терренс и хлопнул ладонью по одеялу. - Располагайся с этой стороны. Комод немного шатается, завтра я пришлю столяра. Вечерняя молитва в шесть, ужин в семь, свет гаснет в девять. После того, как свет погас, никто из учеников не имеет права покидать спальни.
- Я знаю, сэр. Я уже учился в пансионах.
- Нет, ты точно заработаешь неприятности и очень скоро, - рявкнул мистер Терренс, проигнорировав множественное число, которое Пол намеренно употребил. - Подъём в шесть. Полчаса на умывание и туалет. Утренняя молитва в половине восьмого, без четверти восемь - гимнастика. В половине девятого завтрак. В девять часов старшие идут на спортивные занятия, остальные - по классам. Занятия до полудня, в полдень гимнастика вместе со старшими классами. Обед в два...
Пол слушал, кивал, больше не перебивая и даже не пытаясь запомнить. Всё это он ещё успеет выслушать и выучить, в крайнем случае будет просто держаться своих. Свои... почти все они были младше его едва ли не на год, и, Пол не сомневался, в массе своей глупее. Но он в третий раз попадал в пансион, и знал, что быть самым старшим и самым умным - не значит оказаться в выигрышном положении. Скорее, наоборот, ведь всегда найдётся рядом кто-то ещё старше и умнее, чем ты.
И при этом он старшеклассник, а ты - нет.
Мистер Терренс наконец ушёл, столкнувшись в дверях с чопорным лакеем. Окинул взглядом саквояжик Пола и ещё раз заявил, что он вскоре наживёт себе неприятности. На саквояжике тоже был тартан - кусочек клетчатой шерсти, которую мать приколола на счастье. Или на несчастье, флегматично подумал Пол. Он собирался снять тряпицу, просто забыл. И шарф тоже хотел снять, но троубриджская осень оказалась холоднее и сырее, чем осень в Лондоне, и он страшно замёрз ещё в экипаже. В комнатах было теплее, и хотя камин в спальне четвёртого класса не полыхал так весело, как в кабинете директора Аддерлея (его, видимо, зажигали только на ночь и только в особенно холодное время), здесь всё же было вполне терпимо. Оставшись один, Пол снял пальто, стянул шарф и, бросив всё это на постель, сел рядом и уставился в окно - казалось, то самое, в которое смотрел совсем недавно, слушая покашливание директора Адделрея. Тот же угрюмый заросший двор представал перед взглядом, те же яблони гнулись под порывами ветра, и даже капля, ползшая по стеклу, была как будто та же самая. А впрочем нет, та ползла в левый угол окна, а эта приютилась в правом. Больше не отличалось ничего.
Миссис Стюарт была, быть может, и права, и это была хорошая школа, но только Пол знал, что все школы одинаковы.
Мистер Терренс сказал, чтобы он устраивался и спускался к вечерней молитве. Это значило, что на сегодня его освобождают от занятий. Это было хорошо. Другой мальчик на месте Пола воспользовался бы нежданной свободой в месте, где не был свободен никто, и совершил бы вылазку с целью разведывания местности. Сам Пол так и сделал год назад, когда попал после Кроули и Хотинтон, за что ему порядком влетело, когда он забрёл ненароком на учительскую половину. На этот раз он никуда не пошёл. Он сидел один в тёмной, холодной, пустой спальне, держась обеими руками за краешек кровати, и смотрел, как сердитый осенний дождь хлещет землю Бродуэлла.
Когда за дверьми раздался гул, Пол обернулся, но с места не двинулся. Гул нарастал, дверь распахнулась, и стайка гогочущих мальчишек влетела в спальню, прыснула во все стороны, болтая, толкаясь и смеясь. Его сперва даже не заметили - он сидел почти в самом конце спальни, и к этому времени уже почти совсем стемнело. Пол смотрел, как какой-то мальчик решительно идёт в его сторону, потом вдруг сбавляет шаг и его лицо вытягивается. Последние шаги он еле проплёлся. Сосед, понял Пол. Что ж, будем знакомиться.
- Привет, - сказал он. - Я Стюарт. Пол Стюарт. Мне сказали, что я буду спать здесь. Это твоя кровать?
- Ага, - протянул мальчик, подходя наконец к нему. Он был высокий, тощий и рыжий, со щедрой россыпью веснушек на щеках. Пол всё ещё сидел, обернувшись через плечо, и краем глаза следил за мальчишками, носившимися по спальне; похоже, это было время свободного досуга - час между послеобеденными занятиями и молитвой, единственный час в сутках, когда каждый мог делать, что хотел. До него ли им было?..
- Надеюсь, у тебя нет привычки стаскивать одеяло на себя, - сказал Пол.
- Тут у каждого своё одеяло, - ответил его сосед и насупился. Сопляк, тут же оценил Пол, с некоторым облегчением. По крайней мере, начало не труднее, чем в прошлый раз.
- Я заметил. Я имел в виду, что не приветствую привычки отобрать у меня моё одеяло, если вдруг ты замёрзнешь под одним, - вежливым тоном сказал он. Мальчишка всё ещё пялился на него. Их наконец заметили другие мальчики, и понемногу болтовня и смех стали смолкать. Они пихали друг друга локтями, указывая на Пола, и шепот "новенький" зашелестел по спальне, перекрывая все другие звуки.
- Я... это... Я Энтони Тинли, - представился наконец его сосед, похоже, так и не придумав. что сказать. - Можешь звать меня Тони.
"Посмотрим, как я буду тебя звать", - подумал Пол, пока они пожимали друг другу руки. Ладонь у Тинли была маленькая и вялая, и, хуже всего, влажная, что Полу совершенно не понравилось. Возможно, Тинли волновался, но более вероятно, что он просто вечно потел, а делить койку с потливым мышонком в течение целого года Полу совсем не улыбалось. Тем не мене он изобразил самую любезную мину из всех, входивших в его арсенал, и завёл праздную болтовню про то, как чертовски холодно в Тоунбридже.
- А ты откуда? - спросил его один из мальчиков, подобравшихся к ним поближе.
- Из Лондона. Но родился в Дэвоншире.
- А фамилия у тебя не дэвонширская... ой, а это что? Похоже на тартан, - сказал, поразив Пола эрудицией, другой мальчишка, толстый и наглый, похожий на епископского сынка (Пол знавал троих, и все были одинаковы), и подёргал шарф, неосторожно оставленный Полом на одеяле. Пол наклонился и вытащил шарф из жирных, как сардельки, мальчишеских пальцев - не резко, но решительно.
- Это и есть тартан, - сказал он, и мальчики притихли. Кто-то фыркнул, а ещё один спросил:
- Ты что, шотландец?
- Мой отец родом из Эдинбурга. Мать из Дэвонширов.
- Из графов Дэвонширских, что ли? - будто насмехаясь, спросил тот же мальчишка, но ухмылка тут же сползла с его губ, когда Пол кивнул.
В спальне повисла благоговейная тишина. Пол вздохнул про себя. Сперва все реагируют вот так. А потом...
- Что же ты делаешь тогда в этом свинарнике? - спросил тот мальчик, который первым обратился к нему.
- Приехал поиграть со свинками! Хрю, хрю! - выкрикнул кто-то, и мальчишки радостно загоготали. Похоже, это была какая-то местная шутка, понятная сугубо для аборигенов. Пол вежливо улыбнулся.
- Говорят, что это хорошая школа.
- Хорошая, - сказал "епископский сынок". - Но не для графов Дэвонширских.
- А может, ты бастард? - невинно спросил кто-то, и Пол не сразу сообразил, что этот вопрос, вопрос, за которого в другом месте другие люди могли бы убить на месте, задал никто иной, как Тинли. Тот самый мальчик, с которым ему предстояло жить бок о бок и, желательно, подружиться, если Пол хотел облегчить свою жизнь здесь. Только вот в том, что они сумеют поладить, Пол уже всерьёз сомневался.
Пол встал, прежде чем ответить. И холодно сказал:
- А может, бастард ТЫ?
Тинли смущённо развёл руками - похоже, его ничуть не задело оскорбление. Ну и тряпка, подумал Пол с отвращением, и тут заметил, что остальные мальчишки тоже смотрят на него с виноватыми улыбками.
- Ты извини, - сказал один из мальчиков; потом Пол узнал, что его фамилия Перри. - Просто нас тут немало таких. Благородных фамилий, но не самых чистых кровей. Что не делает наши фамилии менее благородными, верно?
- К шотландцам это тоже относится. - вставил Тинли, видимо, пытаясь любезностью сгладить напряжение, но то, что для него было любезностью, Пол воспринял как новое оскорбление. Везде одно и то же... и мама не могла понять, что гораздо больше, чем постоянные переезды, его злит и огорчает необходимость каждый раз заново объяснять, что рождён он в законном браке, просто его отец, Роберт Стюарт, простой экономист из Эдинбурга, приехал в Лондон и в одном из салонов встретил смешливую и свободолюбивую Бетси Дэвоншир, белую ворону своей чопорной семьи, придававшую не так уж много значения родовитости и связям. И что они полюбили друг друга, и что её семья так и не простила ей этого брака. Когда Пол рассказывал это, на него смотрели так, словно он признавался, что рождён от союза овцы и обезьяны. Скоро он перестал рассказывать. Но сказать хотя бы один раз требовалось всегда - особенно если его подвергали таким унизительным подозрениям, как сейчас.
Но в остальном эти парни оказались не так уж плохи - все, и даже толстый "епископский сынок", который на самом деле был из обедневших аристократов и, по его заявлению, однажды даже пробовал поиграть на волынке. Пол никогда в жизни не видел волынок, но он понимал, чего стоило и что означало в данных условиях такое признание от юного Рикмонда, как звали "епископского". Его приняли в клан четвероклассников легко и без сложностей - куда как легче, чем принимали в прошлом году в Хотинтоне. Правда, оставался ещё потливый Тинли и старшеклассники, которых Пол пока что не видел, но удачное начало его приободрило.
В конце концов, быть может, эта школа действительно была не так уж плоха.
Первый сюрприз ждал его на молитве. Часовня соединялась с основным корпусом пансиона длинным, продуваемом сквозняками коридором, так что мальчики не одевали верхней одежды, когда шли на молитву. Дорогу, однако, преодолевали бодрым маршем, разбившись на тройки - учителя во главе с мистером Терренсом подгоняли их задорными выкриками, и сами, видать, торопясь поскорее оказаться в тепле. Было воскресенье, и молитва длилась минут сорок; чтобы скоротать время, Пол шепотом задал стоявшему рядом Тинли вопрос - и получил ответ, ввергший его в ступор.
- Как это? - тупо переспросил он немного громче, чем следовало, за что удостоился сурового взгляда молодого учителя, который стоял неподалёку и имени котрого Пол пока не знал. - Как это - у вас нет фагов?!
- Ну может и есть, - смущённо прошептал Тинли. - Но я никогда о таком не слышал, так что не знаю... а что это такое?
Пол сглотнул. Что там говорил директор Адделрей?.. Классическое образование, старомодные традиции... каменный век!!!
- Там, где я учился раньше, - принялся шепотом объяснять он, отчасти чтобы справиться с потрясением и растерянностью, - и в Кроули, и в Хотинтоне, к младшему ученику приставляли наставника - кого-то из учеников старшей школы. Старший должен оберегать его, защищать от задир и помогать, если надо. А младший за это ему прислуживает по мелочам. Ну, одежду может выстирать, или сбегать по какому-то поручению, или ещё что... и такие младшие называются "фагами". У каждого старшего есть свой фаг, а у каждого малейшего - старший, который за него отвечает.
- Вот гадость! - тихо возмутился Тинли; молодой учитель уже буравил их взглядом вовсю, только что что дыру не прожигал. - Это же унизительно! Прислуживать кому-то - ещё чего!
- Да, но за это старший помогает тебе, - попытался объяснить Пол. - И не даёт в обиду остальным. Фагов обычно назначают учителя, хотя иногда ученики решают это сами, вот я и спросил... сейчас во всех школах ввели такую систему, чтобы ученики не унижали младших.
- Какая чушь! Ты об этом меня спрашивал, да?! Конечно, у на снет никаких фагов! Вот ещё глупости, чтобы я кому-то исподнее стирал.... а ты стирал? - вдруг спросил Тинли - и преглупо захихикал, заставив Пола залиться краской. Но мимолётный стыд быстро прошёл, и Пол тихо спросил:
- Кто же тогда защищает вас от старших?
Смех Тинли оборвался - Пол так и не понял, от его ли вопроса, или пламенеющий взор учителя наконец подействовал. Тинли неуверенно пожал плечам, и сердце Пола упало. В Бродуэлле не было фагов. Значит, никто не возьмёт опеку над ним, как то было в Кроули и Хотинтоне. Значит, со всем придётся разбираться самому.
Впрочем, пока не с чем было особенно разбираться. Никто к нему не приставал, не считая нескольких подначек и тычков в общей шеренге, когда они строились для похода в часовню и потом обратно. Тинли молчал, и Полу тоже не хотелось говорить. Когда она расшиковались и двинулись к выходу, Пол внезапно услышал громоподобный голос - и, подняв голову, увидел устремлённый на него обвиняющий перст.
- Стюарт! Тинли! Лишены ужина за болтовню во время молитвы! Живей, шевелитесь!
Надо же, думал Пол, меряя шагами холодный коридор, как быстро они выучили моё имя.
Столовая была одна на всех, и это было самое большое помещение в пансионе. Три сотни мальчиков и дюжина учителей, рассевшись за длинными столами по классам (учителя сидели со своими учениками; в конце своего стола Пол увидел мистера Терренса), свободно умещались в нём. Гул, создаваемый их голосами, напоминал гудение пчелиного роя. Всё как всегда. Обычная школа.
Пол удивился, когда перед ним поставили стакан чая без сахара и тарелку с куском хлеба. Усевшийся рядом Тинли получил такую же порцию.
- Нас лишили ужина, но не собираются уморить голодом, - объяснил он и с наслаждением вгрызся в сухарь. Особенно огорчённым он не выглядел. Пол, ничего не евший с самого утра, такого о себе сказать не мог. Он быстро проглотил свой хлеб и долго прихлёбывал чай, завистливо поглядывая на соучеников, активно уплетавших за обе щеки овощное рагу. Никто, разумеется, не предложил поделиться с ним своей порцией, но он этого и не ждал. Он украдкой оглядывался, пытаясь рассмотреть столы старшеклассников, но видел только долговязые спины и коротко стриженные затылки. За столом шестого класса шумели меньше всех, что и неудивительно - там сидел директор. И ещё Пол успел заметить учителя - довольно молодого, очень красивого человека со светлыми волосами и располагающей улыбкой.
- Это кто? - ткнув Тинли локтем в бок, спросил он.
- Это мистер Эткинс, - с полным ртом ответил тот. - Учитель математики. Он кузен директора Адделрея и самый главный тут после него. Не сворачивай шею, ты на него ещё насмотришься.
- Он читает четвёртому классу тоже?
- Всем читает.
И так Пол узнал, что математика была предметом, который четвёртые, пятые и шестые классы слушали все вместе, хотя у каждого было своё задание. А это значит, с упавшим сердцем понял он, что избежать тесного контакта со старшеклассниками никак не получится. Впрочем, он знал об этом и раньше: директор Адделрей говорил что-то о том, что утром младшие и старшие вместе занимаются гимнастикой.
Что ж, мрачно подумал Пол, посмотрим. Поглядим.
Когда они выходили из столовой, один из мальчишек спросил:
- Скажи, Стюарт, а правда, что это уже третья твоя школа?
Пол подавил вздох. Такие вещи быстро становятся всеобщим достоянием. Он вспомнил, как сказал об этом Тинли в часовне, и снова вздохнул. Их могли услышать, конечно, но Пол видел, как во время ужина Тинли оживлённо болтал с другими мальчишками, и самые страшные подозрения поселились в его душе...
- Правда, - как можно более равнодушно ответил он.
- И что, тебя выгоняли из всех? За тупость или за безделье? - спросил ещё кто-то - кто-то из старших, понял Пол, и молча выслушал грянувший со всех сторон хохот. Дождался относительной тишины и сказал:
- Меня ниоткуда не выгоняли. В Кроули я отучился три года, потом пансион закрыли, и мне пришлось переехать в Хотинтон. А там разразилась эпидемия чахотки, и нас всех отправили по домам.
Смех вокруг немного утих. Мальчики посерьёзнели. Слово "чахотка" было закомо слишком многим из них, и не только понаслышке.
- Что, кто-нибудь умер? - спросил какой-то мелкий мальчишка, и Пол ответил:
- Да. Очень многие умерли.
Повисло неловкое молчание. По лестнице в свои спальни они поднимались почти в полной тишине. Потом малышей повели налево, в комнаты для домашних занятий; шестиклассники свернули в сторону библиотеки, а остальным предстояло делать уроки прямо в спальнях, потому что места на всех не хватало.
- А в Кроули, кажется, был какой-то скандал, - сказал вдруг Рикмонд, вновь удивив Пола своей осведомлённостью. - Что-то такое гнусное с директором, да? Его сместили с поста, а он сам был главным содержателем пансиона, и Кроули обанкротилось.
- Не знаю, я сразу уехал, - неохотно отозвался Пол.
- Он водил к себе монашек из соседней обители, - громко пояснил всезнайка Рикмонд слушателям. - Или монашков... я не помню. Монашек или монашков, Стюарт?
- Говорю же, не знаю, - огрызнулся Пол.
- Целые оргии устраивал! - продолжал делиться сведиями Рикмонд. - На десять, пятнадцать человек! Они пели, плясали и трахались прямо на столах в классных комнатах!
- Если всё было так, они должны были чертовски шуметь, - хмыкнул кто-то. - Эй, Стюарт, вам там часом не выдавали затычки для ушей? Или, может, приглашали поглядеть, а то и присоединиться, а, Стюарт?
- А ты, видать, жалеешь до крайности, что не имел такой возможности? - лениво отозвался Пол, и мальчишки снова грохнули. Последовал обмен непристойностями, в котором каждый пытался предложить свою версию того, за что был низложен директор пансиона Кроули. Пол криво улыбался. Он не собирался удовлетворять их интерес.
Потом они делали уроки, а Пол, поскольку у него уроков на сегодня не было, распихивал по узким ящичкам комода свои пожитки. Мамин шарф он свернул и засунул подальше, чтобы не потерялся. Носить его в этом месте он не хотел; в конце концов, у него был ещё один шарф. более нейтральных тонов.
- Не трудно тебе вот так перебираться в третий раз? - вдруг спросил Тинли. Пол пожал плечами.
- Ничего особенного.
- Я бы не смог, - выпалил Тинли немного смущённо и отвернулся. Пол снова пожал плечами и ничего не сказал. Он устал за день, хотел есть и все ещё был обеспокоен новыми для него порядками в Бродуэлле. Впрочем, подумав, он решил отмахнуться от этих мыслей. Теперь он здесь и должен как-то приспосабливаться. Пока что всё идёт неплохо, а там видно будет.
Тинли зубрил рядом латынь, остальные мальчики тоже готовились, и от скуки и усталости Пол завалился спать. Он смутно заметил сквозь полудрёму, как погас свет, и немного позже услышал возню рядом с собой: это Тинли устраивался на ночлег. Он пихался и сопел, то и дело задевая Пола локтями. Ноги у него были ужасно холодные.
- Я же сказал, оставь моё одеяло, - пробормотал Пол сквозь сон и отодвинулся от этих ног, закутываясь плотнее. Дождь всё ещё барабанил в окно.
Тинли наконец угомонился. Пол снова начал дремать - и то ли во сне, то ли наяву опять услышал шорох рядом с собой. Кто-то придвинулся к нему сзади; стало теплее, Пол инстинктивно прильнул к тёплому телу...
И вдруг почувствовал, как мокрая ладошка берёт его руку, тянет её вниз и накрывает ею что-то маленькое и горячее.
Пол замер и распахнул глаза. Тинли тяжело и часто дышал ему в ухо.
- Пусти, - вполголоса сказал Пол. Кто-то на кровати рядом заворчал во сне. Тинли заёрзал, засопел, елозя ладонью Пола по своему паху. Пол резким движением высвободил руку - и перехватил тоненькое костлявое запястье с такой силой, что Тинли беззвучно взвыл.
- Не смей совать ко мне свои поганые лапы, - сказал Пол очень тихо. - Не то я тебе их повыдираю. Понял?
Сопение стало испуганным, потом обиженным. Пол выпустил его руку, и Тинли, отпрянув, отодвинулся на противоположный край кровати, к самому краешку. Пол удовлетворённо вздохнул и раскинулся на освободившемся пространстве.
В ту ночь он спал крепко и без снов.
На следующий день в полдень, согласно расписанию, старшие и младшие классы вместе собрались в спортивном зале. И там Пол впервые увидел Харшоу.
- Вон тот, что сейчас на ринге, - указал ему Тинли; он вёл себя как ни в чём ни бывало, ночное происшествие они не обсуждали, и Пол был этому искренне рад - всё-таки им предстояло и дальше спать в одной постели. - Он незаконнорожденный сын герцога Эдингтонского и жуткий засранец. Учится в шестом классе, вся надежда, что вскоре мы от него избавимся. Постарайся не попадаться ему на глаза, иначе тебе никто не поможет. Все учителя за него.
Пол кивнул. Эдвард Харшоу, побочный сын герцога - члена Палаты Лордов, одного из влиятельнейших людей в Англии. В каждой школе находится хотя бы один такой ублюдок с богатеньким папочкой, от которого и ученики, и учителя не знают спасу - и вот, в этом случае звание "ублюдок" он носит с полнейшим правом. Пол, кажется, начинал понимать, почему в Бродуэлле столь снисходительно относились к запятнанному происхождению воспитанников. Впрочем, бастард Эдингтона был в некотором роде благороднее их всех, вместе взятых. У него было красивое, слегка вытянутое лицо с правильными чертами и чётко очерченным подбородком, крупный рот, брови вразлёт над малахитово-зелёными глазами. Волосы у него были светло-русые, и он единственный среди шестиклассников носил их длиннее, чем было положено по уставу - саму чуточку, так, что они едва прикрывали затылок, но и это уже свидетельствовало о попустительстве, которое оказывали ему учителя. У него была нетипичная для англичанина внешность (Тинли шепотом сообщил Полу, что матерью Харшоу была француженка, балетная актрисулька, которая отказалась от него сразу после рождения, оставив в наследство яркую и дерзкую красоту), но безупречно английские надменность, холодность и презрение ко всему миру ясно читались в его слегка прищуренных глазах, плотно сжатых губах, в лениво-снисходительных гримасах, которые он то и дело корчил. У него было подвижное лицо, и он умел одним только его выражением показать всю глубину своего презрения к сопернику. Пол заметил это, наблюдая за его схваткой на ринге: Харшоу спарринговался с другим старшеклассником, который был крупнее его, и победил быстро и легко под общие выкрики восторга и одобрения. Это казалось странным: Харшоу хотя и был довольно рослым и плечистым для своих шестнадцати лет, однако особо внушительной мускулатурой похвастаться не мог. Пол сказал об этом Тинли, и Тинли снисходительно фыркнул - повторяя гримасу, только что скорченную Харшоу, заметил Пол, и это ему опять не понравилось.
- При чём тут мускулы, ты, дурак? В боксе не мускулы главное.
- А что?
- Ловкость и быстрота. И сила удара. Вот так...
Он попытался заехать Полу правой, но Пол без труда уклонился и перехватил запястье Тинли, едва не вывернув его. Тинли взвыл.
- Полегче, идиот!
- Стюарт, Тинли, вы снова напрашиваетесь на голодовку? - вчерашний молоденький учитель, мистер Оукинс, был тут как тут; оказывается, он преподавал гимнастику. - А ну марш к остальным! Стюарт, сходи за мячом. Он вон там. И поживее!
Пол с сомнением проследил направление, в которое указывала рука мистера Оукинса. Гимнастические принадлежности были сложены в другом конце зала, и чтобы добраться до них, Пол должен был пройти мимо ринга и сгрудившихся возле него старшеклассников. Впрочем, если постараться незаметно прокрасться вдоль стеночки...
Он попытался это сделать, и у него почти получилось. Он добрался до угла, никем не остановленный, взял мяч и пошёл обратно. На его беду, именно в этот момент Харшоу завершил очередной раунд, снова нокаутировав соперника. Зрители разразились овацией.
- Всё, надоело! - выпрямившись и отряхнув пот со лба, заявил Харшоу. У него был звучный, сильный голос, поневоле притягивавший внимание. Один из мальчишек, по виду немного млаше его, тут же подскочил и подал ему полотенце. Харшоу отёр шею и отбросил его с исключительно аристократической брезгливостью, и мальчишка угодливо поймал полотенце и отошёл. Будь они в Кроули или Хотинтоне, Пол решил бы, что этот мальчик - фаг Харшоу. Но в Бродуэлле нет фагов. Только подлизы и прихлебатели.
- Надоело драться с сосунками, которых за минуту укладываю одной левой! - презрительно заявил Харшоу, даже не глядя на своего поверженного, постанывающего противника. - Что с вами сталось, джентльмены, а? Совсем пораскисали. С тем же успехом я мог бы спарринговаться с третьеклассником. И то был бы более достойный противник.... а вот один идёт, кстати. Эй, ты!
Пол остановился. Знал, что нельзя останавливаться, надо опустить голову и сделать вид, будто не понимает, что это о нём - но всё равно остановился, сам не зная почему, и тут же покрыл себя за это мысленной бранью. Сильные руки схватили его за плечи и потащили вперёд, к рингу. Спины шестиклассников тут же сомкнулись за ним. Рядом не было никого из учителей, ни одного. Мистер Оукинс разговаривал с мистером Принклом в противоположном конце зала и даже не смотрел в их сторону. А если бы и посмотрел, подумал Пол в отчаянии, то что бы он увидел за шеренгой головастых старшеклассников? Пол ни одному из них даже до подбородка не доходил.
- Залезай, - потребовал Харшоу, указывая Полу на ринг перед собой. - И не бойся, я сегодня добрый и буду ласков и нежен, как твоя мамочка.
Пол судорожно стиснул мяч, который всё ещё держал в руках.
- Очень хочется избить того, кто младше, да? С равными не справляешься? - спросил он - и по потрясённой тишине, мгновенно обрушившейся на него, понял, что влип. Ну ты и дурак, Пол Стюарт! С кем ты вздумал так говорить? С главным подонком этой школы, в первый же свой день? Тут нет твоего старшего, который тебя защитит! Эти бугаи душу из тебя вышибут одним щелчком и глазом не моргнут.
Он думал так и всё равно стоял, прямой, как струна, гордо подняв голову, под обратившимся на него тяжёлым и пристальным взглядом Эдварда Харшоу.
- Ой, ой, - протянул тот, изобразив снисходительную улыбку. - Похоже, мы ошиблись, джентльмены. Я просил вас подать мне третьеклассника, а вы вместо этого взяли малявку-первачка, который только что попал в Бродуэлл и не знает, как надо разговаривать со старшими. Научим его, джентльмены?
- Я в четвёртом классе, - спокойно сказал Пол, не дожидаясь ответа его прихлебателей. - Но в Бродуэлле, действительно, только со вчерашнего дня. Ты, должно быть, очень пристально следишь за тем, когда прибывают новенькие, Харшоу, - что, тут уже все тебе задницу лижут, на каждого нового кидаешься, будто девка на солдата на побывке?
Кто-то из стоявших рядом мальчишек сдавленно хохотнул. Харшоу взглянул Полу в глаза. У него действительно было очень красивое лицо - вблизи Пол его рассмотрел. И вблизи было заметно, как много мелкой злобы прячется под маской снобизма и презрения. Пол знал таких людей раньше, в Кроули и Хотинтоне. Он их ненавидел.
Когда Харшоу наконец заговорил, Пол услышал в его голосе смертный приговор.
- Я не собираюсь пререкаться с малявкой. Если вы так круты, мистер Сопливый Носик, то извольте снять слюнявчик и выйти на ринг.
- Моё имя Пол Стюарт, - ледяным тоном сказал Пол - и мысленно завопил от ужаса: идиот, ну зачем ты назвался ему?! Но гнев и чувство неправильности были сильнее страха. - И я не боксирую, поэтому вынужден отказаться.
- Ха, он вынужден отказаться! - воскликнул Харшоу, похоже, от души забавляясь. Пол чувствовал, что горит от гнева и стыда, и сцепил зубы, заставляя себя не опускать взгляд. - Что значит - не боксирую? Джентльмены, неужели мы дожили до дня, когда в Бродуэлл стали попадать сопляки, не способные даже драться?
- Я не сказал, что не могу драться, - ответил Пол. - Я сказал, что не умею боксировать. Это не одно и то же.
Повисла тишина. Пол подумал, представляет ли хоть кто-нибудь - да хотя бы Тинли, - что происходит сейчас у ринга. Зарвавшийся четырёхкласник бросал вызов Эдварду Харшоу, некоронованному королю Бродуэлла. "Я же всё равно не смогу его одолеть, - подумал Пол, глядя на стройное, сильное, гибкое тело Харшоу, обтянутое спортивным трико, на плотные мышцы, выступавшие под тканью. - Даже если мы будем драться по всем правилам. Так что же я делаю?! Что же..."
- Стюарт! Вот ты где. Я ведь приказал тебе принести мяч! Ну, довольно. Ты лишён обеда!
И Пол, благословлявший мистера Оукинса, пока тот произносил первые фразы своей обвинительной речи, проклял его за последние слова. Однако понурил голову и позволил увести себя из тесного кольца старшеклассников, чувствуя спиной их взгляды. Они предвкушали развлечение - после обеда, или вечером, или завтра. "Мне лучше не оставаться одному", - подумал Пол. И ещё подумал: "Ни в Кроули, ни в Хотинтоне ничего такого не случилось бы. Там бы за меня заступился мой старший. И дрался бы с Харшоу за меня, если бы пришлось. Если бы понадобилось, Арчи бы за меня..."
Он не думал об Арчи с прошлой весны.
И теперь не стал думать тоже, только крепко, очень крепко зажмурился, пока мистер Оукинс вёл его, держа за плечо, к остальным.
- Ну ты и псих, Стюарт, - сказал Тинли возбуждённо. - Ты что, поцапался с Харшоу?! Ты точно больной.
Пол молча водил карандашом по бумаге.
- Он же мокрого места от тебя не оставит! Размажет по стенке, как медузу!
Пол по-прежнему не поднимал головы.
- Чего тебе вздумалось ему дерзить, а? Потупился бы и говорил бы на всё "да, сэр" - неужели это так трудно?
"Как я мог ответить ему "да, сэр", когда он потребовал, чтобы я с ним боксировал?" - мысленно крикнул Пол, а вслух сказал:
- Тинли, заткнись. Ты мне мешаешь.
Тинли засопел и умолк. Они сидели на задних рядах, мистер Тертлдав рассказывал классу об открытии Америки. Пол водил карандашом по бумаге, делая вид, что записывает, и думал о словах Тинли. "Да, сэр"... Ну, вышел бы я на ринг. Ну, сделал бы Харшоу из меня отбивную. Зато я бы его позабавил. Развлёк. Такие, как он, любят, когда их развлекают. Потом он наверняка помог бы мне подняться, похлопал по плечу и сказал, что я молодец и славный парень. И забыл бы о моём существовании, а я бы продолжал миро жить в этой неплохой, в сущности, школе. Ну и что, что все тут за Харшоу? Вовсе и не все. Ведь мистер Оукинс сегодня увёл меня оттуда - значит, всё-таки есть на него управа, пусть бы он и побочный сын герцога Эдингтонского! Хотя, конечно, может быть, что мистер Оукинс просто перестал болтать с мистером Принклом и вспомнил о своих прямых обязанностях. И о мальчишке, которого послал за мячом и который всего второй день в школе, а уже дважды заслужил наказание. И он опять лишил меня обеда. Соврешенно незаслуженно...
Может, не все учителя на стороне Харшоу, но учителя в таких случаях вообще ни на чьей стороне.
На уроке математики, на который Пол шёл с затаенным страхом, ученики расселись по классам - сперва четвёртые, потом пятые и шестые - таким образом, Пол сидел далеко от шестиклассников и от Харшоу, чему был несказанно рад. Он постарался отвлечься от тревожных мыслей и переключиться на урок, тем более что ему всегда нравилась математика, и ещё - Пол признался себе в этом почти без труда, - ему нравился мистер Эткинс. Такой же красивый, как Харшоу, более холодный, но куда менее презрительный и совсем не злой. Его губы слегка кривились, когда он слышал от учеников особенно глупый ответ, но это было единственным выражением недовольства с его стороны. В отличие от других учителей, - а Пол немало их поведал на своём веку - он никогда не опускался до крика, брани или побоев. Он был так галантен и до того обожаем всеми, что его неодобрение уже было для каждого самым страшным наказанием. Пол поймал себя на том, что мистер Эткинс чем-то напоминает ему Арчи. Он второй раз за этот день думал об Арчи, и снова крепко зажмурился при этой мысли.
Тем временем мистер Эткинс стал вызывать учеников к доске, проверяя вчерашний урок. Он начал с шестиклассников, и Харшоу вызвали одни из первых. Пол приготовился немного позлорадствовать, но, к его изумлению, Харшоу отвечал блестяще. Цифры на доске он выводил ровным, чётким почерком, таким же красивым, как он сам, на вопросы отвечал без запинки и с лёгкой иронией, будто его спрашивали о вещах, понятных даже малым детям - хотя задача была довольно сложной. Мистер Эткинс смотрел на него из-под приопущенных век, и в его взгляде читалось нескрываемое удовлетворение. И у него Харшоу ходит в любимчиках, с разочарованием понял Пол, и мистер Эткинс тут же перестал ему нравиться. Тот, кто не способен раскусить этого ублюдка, как бы хорош он ни был в спорте и даже в учёбе, и сам должен быть насквозь гнилым. В то же время Пол злился и удивлялся из-за блестящего ответа Харшоу. Обычно такие мальчишки - дураки дураками, в них нет ничего, кроме их спеси и, иногда, физической силы, и уж тем паче они не проявляют прилежания в учёбе. А больше всего его злило, что Харшоу проявлял способности к любимой науке самого Пола. И он подумал, что, может быть, при иных обстоятельствах им даже было бы о чём поговорить.
Свободный час между занятиями и вечерней молитвой Пол провёл в спальне, читая книгу и вяло отмахиваясь от трескотни Тинли. Во время ужина старательно избегал смотреть в сторону стола старшеклассников, а потом их снова развели по разным классам, и он вздохнул облегчённо. На сегодня пронесло, а завтра, может быть, Харшоу и вовсе позабудет о нём... такие, как он, случалось, быстро забывали. Остальные, уже прознавшие об утренней стычке, посматривали на Пола косо, но вопросов не задавали. Они как будто слегка сторонились его. Что ж, это лучше, чем если бы приставали с глупой болтовнёй.
Когда погас свет, он обратил внимание на то, что удивило его ещё вчера.
- А разве двери в спальни не запирают на ночь? - спросил он Тинли, и тот ответил удивлённым взглядом.
- Нет. А что, в Кроули и Хотинтоне запирали?
- Но... что же получается, кто угодно может бродить по пансиону ночами? - Кто угодно, включая старшеклассников, мысленно закончил Пол, холодея.
- Попробуй! - хохотнул Тинли. - Вот поймает тебя мистер Терренс, поглядишь, какую задаст трёпку! Тут уж одним лишением ужина не отделаешься.
Пол покачал головой. Того, кто задумает под покровом ночи сделать какую-нибудь пакость, не остановит страх наказания. Он даже вытерпит порку, если понадобится - и это будет почётная порка в том случае, если вылазка окажется удачной. В эту ночь Пол заснул намного позже, чем в прошлую, и, пока Тинли шумно сопел рядом, лежал, напрягшись и вслушиваясь в ночные шорохи, стоны спящих мальчиков и скрип кроватей под ними, и в глухой шум ветра за окном. Один раз услышал шаги и, вздрогнув, приподнялся на локте и вперил взгляд в дверь. Она приоткрылась, и в отсветах фонаря показалась сонная физиономия мистера Терренса. Они хотя бы совершают обходы, подумал Пол с некоторым облегчением и юркнул под одеяло. Шаги отдалились, стихли, и он наконец уснул.
Следующий день был вторником. Пол не понимал, что это означает, до тех пор, пока за ними не явился мистер Терренс - до завтрака, чего вчера не было.
- Построиться! - скомандовал он, и мальчишки засуетились, склоняясь к своим комодам.
- Что происходит? - спросил Пол у Тинли, и тот ответил:
- Вторник. Банный день для четвёртого класса.
Ах да. Пол уже слышал что-то такое. По вторникам они мылись.
Душевая вмещала два десятка открытых кабинок, отгороженных друг от друга только небольшими листами фанеры, через которые легко можно было переговариваться и плескаться. Мистер Терренс проследил, чтобы они разделись, завёл их внутрь и, прикрикнув для профилактики, вышел. Мальчишки фыркали, перекрикивались сквозь шум воды, бившей из резиновых шлангов, звонко шлёпали друг друга по мокрым ягодицам. Один мальчик запрыгнул в кабинку напротив кабинки Пола, подскочил к мывшемуся там однокашнику и схватил его за член. Тот завопил, впрочем, скорее восторженно, чем возмущённо, и вцепился в член противника. Пол думал, они собираются подраться, но вместо этого они принялись яростно и активно мастурбировать друг друга. Остальные подбадривали их смехом и выкриками. Пол отвёл глаза - и увидел, что Тинли смотрит на него. Пол ответил ему холодным взглядом.
- Что, в Кроули и Хотинтоне такого не делали? - отрывисто спросил Тинли. Пол удостоил его пожатием плечами.
- Такое везде делают. Те, кому это нравится, конечно.
- Ну ещё бы, а ты у нас весь в белом, мистер чистюля, - прошипел Тинли. Пол подумал, что опрометчиво было с его стороны решить, будто Тинли так просто забудет инцидент в первую ночь. - Вот подожди, пока тебя выебет Харшоу, посмотрим, как ты тогда запоёшь.
Не дожидаясь ответа Пола, он решительно прошёл мимо, забросив на плечо полотенце и шлёпая босыми ногами. Мальчишки в кабинке напротив наконец кончили и измождённо привалились к стене. В кабинке рядом с Полом кто-то прерывисто и часто дышал, а в ответ ему быстро и неразборчиво шептали.
Всё как везде, подумал Пол. Обычная школа.
Он отвернулся и намылился. Вода была чуть тёплая, мыло смывалось плохо, кожа после него оставалась скользкой. За спиной всё так же слышались возня, плескотня и смех, хотя уже и немного потише. Ну и ладно. Можно вовсе не обращать на всё это внимания. Он попытался расслабиться, закрыл глаза. Шум отдалился, почти совсем стих. Было приятно стоять под струями тёплой воды, и он стоял, до тех пор, пока не услыша совсем рядом с собой:
- Брысь, мелюзга, кому сказано? Пошли все вон.
Пол круто обернулся.
Душевая быстро пустела. Шум смолк, теперь слышался только торопливым топот босых ног - мальчишки выходили, молча и поспешно. Пол сперва подумал, что это приказ учителя, но потом увидел их.
И всё понял.
- Кыш отсюда, - лениво сказал Эдвард Харшоу мальчику, возившемуся в кабинке напротив - тому самому, который развлекался с другим мальчишкой всего несколько минут назад. Тот бросил на Пола ошарашенный взгляд и дал стрекача. Теперь в поле зрения Пола не осталось ни одного одноклассника - зато перед ним, преграждая пусть из кабинки, стояли пятеро старших во главе с Харшоу. Они все были одеты, и один из них держал в руке мокрое полотенце, скрученное жгутом. Пол помнил его: это он вчера прислуживал Харшоу на ринге, так, что Пол даже принял его за фага. У него были серые глаза почти без ресниц и прыщавая физиономия, звали его Уотсон. Он поймал взгляд Пола и ухмыльнулся, показав длинные, как у зайца, передние зубы
- Привет, Стюарт, - сказал Харшоу. - Поболтаем?
И будто по команде, Уотсон с размаха хлестнул Пола мокрым полотенцем. Это было больно; Пола уже били так раньше, в другой школе, и это было не то ощущение, которое ему хотелось бы переживать снова и снова. Он вздрогнул от удара, но заставил себя не отступить и вздёрнул подбородок выше. Он был голый, мокрый, скользкий от плохо смытого мыла, вода стекала с его спины и кончиков волос, а их было пятеро, и они были старше, но он знал, что не имеет права показать страх.
- Ты именно это называешь дракой по правилам, Харшоу? - спросил он спокойно. Красивые зеленоватые глаза Харшоу сузились. Мягкая прядь русых волос волной спадала ему на лоб, он откинул её лёгким, изящным жестом и обворожительно улыбнулся. Строгий школьный костюм, в который были одеты все пятеро, был ему очень к лицу.
- Разве я сказал, что буду драться с тобой, Стюарт? - ласково спросил он, не двигаясь с места. - Разве я похож на человека, способного опуститься до драки с такой мелюзгой?
- Вчера ты, помнится, требовал от меня именно этого, - заметил Пол. - Или тебя возбуждают только публичные избиения?
Зачем он это сказал?! При слове "возбуждают" они переглянулись с такими лицами, что поджилки у него скрутились узлом.
- Я расскажу тебе, мон шер, что меня возбуждает, - сказал Харшоу всё так же ласково. - Но не прямо сейчас, это слишком интимная беседа, для неё не место и не время. Сейчас я лишь хотел задать тебе несколько вопросов, которые со вчерашнего дня не дают мне покоя. Ты, говорят, попал в нашу благословенную обитель прямиком из Кроули?
Пол не ответил. Уотсон снова хлестнул его полотенцем. Пол попытался перехватить его, но не сумел. Старшеклассники сдавленно загоготали. Пол внезапно понял, что они стараются не шуметь. Значит, кто-то из учителей рядом... конечно, ведь время, отведённое на мытьё, ещё не вышло! Остальные копошатся в раздевалке, но с минуты на минуту за ними придёт мистер Терренс. Значит, надо тянуть время... можно, конечно, закричать, но лучше тянуть время. Это может помочь.
- Не знаю, кто твой информатор, но он явно не отрабатывает твои подачки, - коротко ответил Пол. - Я приехал сюда из Хотинтона.
- Но в Кроули ты тоже был, - резко сказал один из мальчишек. Пол пожал плечами.
- Это было давно.
- Это было в то самое время, когда тамошний директор был смещён за безнравственное поведение, - по-прежнему мягко сказал Харшоу. - Об этом много слухов ходило, но, как ты верно подметил, Стюарт, мои информаторы не всегда отрабатывают свой хлеб. Ты первый, кого я вижу, из тех, кто был там. Так расскажи нам, что там произошло. Видишь, мы просто умираем от любопытства.
Он ухмылялся. Они все ухмылялись, но ближе не подступали. Только цербер Уотсон стоял рядом с ним и помахивал полотенцем.
- Я не знаю, что там произошло, - ответил Пол.
- Ах, - вздохнул Харшоу, и его подвижное лицо изобразило искренне разочарование. - Не знаешь?... А может, тебе просто неприятно об этом вспоминать, а, Стюарт?
То, что случилось дальше, произошло слишком быстро. По лёгкому кивку Харшоу двое мальчишек ступили вперёд и схватили Пола за плечи, заломив ему руки за спину. Двое других схватили его за ноги под коленками и вздёрнули вверх, оторвав от пола и широко разведя его ноги в стороны. Он вскрикнул от неожиданности, и чья-то ладонь зажала ему рот. Пол дёрнулся, но вчетвером они удержали его без труда, растянув в воздухе в двух футах над землёй.
Харшоу шагнул вперёд, между подрагивающими ногами Пола, и задумчиво посмотрел на его промежность. Пол ощутил, как заливается краской, попытался закричать, но ладонь на его губах сжалась крепче, подавив крик.
- Я слышал, - сказал Харшоу, - что директор Кроули любил развлекаться с мальчиками. Особенно с первоклассниками. Ты ведь именно в Кроули начал получать образование, верно, Стюарт? И что же, нравилось тебе, когда тебя ебал господин директор? Или, может быть, он брезговал шотландской швалью вроде тебя? Я склонен этому верить. Я бы и сам побрезговал. Но некоторые представители шотландской швали до того несносны, что невозможно не преподать им маленький урок.
Он резко выбросил вперёд руку - длинную гибкую руку в белоснежной перчатке - и, ухватив Пола за мошонку, сдавил её и выкрутил с такой силой, что Пол взвыл от боли, самой сильной, какую ему приходилось чувствовать в жизни. Он забился, но его держали крепко, и Харшоу не разжал руки.
- Не знаю, кто там тебя защищал в Кроули и в Хотинтоне, - сказал он. - Может быть, директор, или учителя, или старшие, которые тебя трахали. Но здесь тебя может трахать кто угодно, и это ничем тебе не поможет, Стюарт. И лучше тебе это запомнить.
Он дождался, пока стон Пола перейдёт в приглушённые всхлипы, и вывернул его мошонку снова, уже не так сильно, но Пол всё равно едва не потерял сознание от боли. Тут его вдруг отпустили, вернее, просто уронили, и он упал на твёрдый кафельный пол, ударившись всем телом.
- Харшоу, - прозвенело над его головой. - Как ты объяснишь то, что здесь происходит?
Мистер Эткинс, подумал Пол, задыхаясь от боли. Его голос. Как легко этот голос узнать, не спутаешь ни с одним другим. Что он здесь делает? Почему он, а не мистер Терренс? Почему...
- О, ничего особенного, сэр, - беспечно ответил Харшоу - таким мягким, таким любезным тоном, что Полу захотелось закричать от ненависти к нему. - Мы со Стюартом всего лишь выясняли некоторые нюансы его национальной принадлежности. У меня были основная подозревать его в отсутствии лояльности к короне Великобритании, сэр.
- Надеюсь, теперь твои подозрения развеялись?
Голос мистера Эткинса резал, как стекло. Пол понял, что надо встать, что нельзя лежать и скулить вот так. Он приподнялся, морщась от резкой боли в паху, встал на одно колено, попытался выпрямиться - и охнул от боли.
Потом открыл глаза и встретил взгляд мистера Эткинса, ничего не выражающий взгляд, обращённый на него.
- Не вполне развеялись, сэр. Боюсь, что....
- Боюсь, что это не твоё дело, Харшоу.
- Как честь короны Великобритании может не быть моим делом, сэр?
Всё ему можно, подумал Пол, чуть не плача от ярости. Хамить учителям, мучить младших, унижать... его пожурят немного и всё спустят с рук. Ненавижу. подумал Пол, я ненавижу тебя, Харшоу, чтоб ты сдох, ублюдок.
- Может, я и шотландец, - прохрипел он - и сам не узнал свой голос, - но по крайне мере своим рождением я не опорочил чести короны Великобритании, в отличие от некоторых.
Как жаль, что он не мог сейчас видеть их лиц! Но вполне представлял себе это зредище по гробовой тишине, воцарившейся в душевой - стало слышно лишь, как капает вода из плохо закрученного крана. И почти физически ощутил тень улыбки на лице мистера Эткинса.
- Директор Адделрей будет ждать вас в своём кабинете после завтрака, господа, - сказал он. - Теперь будьте любезны отправиться в столовую, где вы уже должны были быть. Вы, Стюарт, останьтесь, - добавил он, и Пол вздрогнул. Никто в этой школе ещё не говорил ему "вы", и было так странно впервые услышать это обращение, стоя на коленях в душевой с дикой болью в паху.
Они ушли, и мистер Эткинс помог Полу подняться. Он не стал отказываться от поддержки - теперь, когда всё было позади, к боли в промежности добавилась предательская слабость в ногах.
- Ты в порядке? - спросил мистер Эткинс. Его рука - без перчатки - придерживала Пола под локоть. Пол подумал, что никогда ещё не находился так близко к нему. не говорил с ним, и, тем более, не прикасался. В его голове скользнул образ Арчи - скользнул и исчез.
- Да. Благодарю вас, сэр, - голос звучал всё ещё хрипло, но почти ровно.
- Тебе не нужно к врачу?
- Нет, сэр.
- Уверен?
- Уверен.
Мистер Эткинс отпустил его и протянул полотенце. Пол неуклюже обернул его вокруг бёдер.
- Ты отважен, - вполголоса сказал мистер Эткинс. - Здесь не любят таких.
- Таких нигде не любят, - бессильно рассмеялся Пол.
- У тебя были проблемы в других школах?
- Нет... не было, сэр. Но там всё было несколько по-другому...
- Фаги, - кивнул мистер Эткинс. - Знаю. Увы, директор Адделрей слишком консервативен для таких нововведений. Он считает их унизительными для благородного джентльмена, равно как и запирание спален на ночь. Будь осторожен, Пол.
"Пол"? Его сердце дёрнулось в груди, как испуганная пичужка.
- Да... спасибо, сэр, - прошептал он.
- Харшоу будет наказан, - сказал мистер Эткинс спокойно. - И его дружки тоже. Нам придётся это сделать, - добавил он, предупреждая возражения. - Они слишком зарвались. Слишком шумели, не считаясь с тем, что их могу услышать. Это чересчур. Такого нельзя спускать. Как ты понимаешь, теперь они будут ненавидеть тебя гораздо сильнее. Будь готов к этому.
- Я буду... я постараюсь, сэр, - прохрипел Пол. Неподвижное лицо мистера Эткинса слегка смягчилось. Он как будто поколебался, прежде чем сказать следующие слова.
|
